Воспоминания

Нас восхищал преподаватель рисования, который остался в памяти лишь под именем "Гришка-Синий Нос", ибо сизый нос его, очевидно, из-за злоупотребления спиртным, был главным его признаком для нас. Но метода его научить нас рисовать была восхитительна! Он становился на весь урок на табурет возле доски и позировал нам, заставляя нас рисовать его великого, при этом напоминая некоторые приемы рисования. Сколько великолепных карикатур на него рождалось на наших листах! Но были и удачные портреты, и я помню, как Ися произнес: "Вовка, а у тебя Гришка стоит, как живой!". Его же рисунок был вообще превосходным - он все делал хорошо. Страсть моя тогдашняя к изображению человеческих фигур чуть было не привела меня к исключению из школы. Русский язык и литературу преподавала нам женщина небесной красоты - Людмила Федоровна Лебедева, Не знаю, как это вяжется с Фрейдом, но на женскую красоту мы реагировали, по-моему, с первого класса. Я не был в этом исключением, и однажды во время ее урока, я нарисовал ее, стоящей на табурете у доски, совершенно голою, но очень похожею. Мой рисунок пошел гулять по партам, вскоре весь класс загудел как стая шмелей, а "модель", увидев, что урок безнадежно сорван, выхватила у кого-то мой листок и потребовала признаться, кто автор. Почему-то первым встал Ися, за ним все остальные... В учительской же "Гришка - Синий Нос" сразу назвал автора "Это - Соловьев!". Я и не отпирался, но очень гордился тем. что весь класс, а Ися первый, решил защитить меня и мое чувство прекрасного. Меня не исключили, но некий холодок в отношениях с Людмилой Федоровной у меня остался надолго. Зато Ися стал ее любимчиком, и вскоре я узнал, что она создала драматический кружок, в который вошли и девчонки из ближайшей женской школы и из нашего класса в него вошли и Ися Шейнис, Владик Гавриловский, Игорь Темников, Коля Всесвятский...

В седьмом выпускном классе (школа наша была семилеткой) было несколько событий, которые оставили свой след в памяти. У Иси в классе нашелся не просто завистник, но правильней сказать, ненавистник, некто Игорь Шаров, которого мы звали просто Шарик (Булгакова тогда еще не читали). Как выяснилось позже, Шарик стал задираться к Исе, оскорблять его исподтишка, и мы не успели даже увидеть начала драки, как она разгорелась не на шутку. Разняли мы дерущихся, когда у обоих были в крови носы. Видимо, наущенный кем-то из взрослых, Шарик быстро пропитался антисемитизмом и решил устроить местный погромчик. Отпор он получил от всего класса достойный. К Исе он больше не приближался даже близко. Мало того, когда весть об этом инциденте дошла до ушей директора школы Анатолия Федоровича Туликова (он нам сам рассказал, что является родственником известного композитора С.С. Туликова), тот пришел к нам в класс и прочел нам впервые, оставшуюся на всю жизнь в памяти лекцию о трагической истории еврейского народа.

Весной 51-го мы покинули ставшую нам родной 13-ю школу, и три выпускных класса из 13-й осенью перекочевали в уменьшенном виде в один класс мужской школы-десятилетки №5. Начался новый этап нашей юной жизни, появились новые знакомые, новые увлечения, мы взрослели.

Наша классная руководительница Анна Карповна Федоровна, пожилая и опытная преподавательница русского языка и литературы, была грузной дамой, чередовавшей в общении с нами строгость и некую насмешливость. На первых партах трех рядов "поселились" я с Исей, Коля Тесленко и Юра Стельмаков, Владик Гавриловский и Володя Евдокимов. Но класс был един, весьма силен в учебе и в невероятных проказах, дух которых явно перекочевал из незабвенной 13-й школы. Чего стоили только наши "спортивные соревнования" в классной комнате во время перемен, когда войти в класс было опасно для жизни даже после прозвеневшего звонка. "Аннушка" - так мы звали Анну Карповну - мужественно входила в класс, и видя, что многие еще не отошли от битв, а кое-кто застрял под партой и уж никак не может приветствовать ее стоя, иронически произносила: "Муха влетела!" "Стельмаков! Тесленко! Вельможи! Встать!" "Шейнис, Соловьев, помогите им вылезти на свет божий!" Вскоре все, стоя минут пять, успокаивались с разрешения Анны Карповны садились, и урок шел тихо и спокойно. Отличники получали свои пятерки, троечники - тройки. Кто-то иногда схватывал "кол" в качестве признания выдающихся заслуг перед Анной Карповной. Сейчас , по прошествии почти полувека, я удивляюсь тому, как ей удалось вбить в наши шальные головы целые куски из "Евгения Онегина", "лишних людей", "уважаемых товарищей потомков" Маяковского и многое другое, может быть, явно и не пригодившееся в жизни, но уж зато и не помешавшее ей. Я не знаю до конца, что повлияло на решение Иси пойти после окончания школы учиться на педагога, но пример Анны Карповны уж точно стоял перед ним в минуту выбора. Она жила своим предметом и пыталась всегда хоть немного выйти за рамки школьной программы, нацелить на самостоятельное постижение литературы и жизни.

Преподавательский состав в школе был сильный. У нас вели физику - опытный и мудрый Евлампий Алексеевич Сундуков ("Отец Евлампий"), историю - Ида Александровна Копылова ( "Идушка", божественной красоты и дьявольского коварства дама, в которую большинство из нас было влюблено), немецкий язык - Галина Николаевна Никитина (просто "Немка"), физкультуру и военное дело - Александр Георгиевич Больгинов ("Военрук"), и другие. Над всеми возвышалась колоритная фигура завуча школы Александра Александровича Федорова ("Цап Царапыч"). Именно его вызывали наши преподаватели к нам в класс, когда мы совершали очередной "подвиг": выкручивали лампочки в классе и вставляли в патрон мокрую бумажку, которая после вкручивания лампочки проводила ток, потом высыхала, и свет в классе гаснул; в этот момент кто-то в темноте поджигал завернутую в бумагу целлулоидную расческу и та начинала во тьме дымить и вонять, так что надо было срочно бежать в коридор... и прочие "подвиги", описание которых сегодня легко подвинет мир на грань третьей мировой войны.

Ися был абсолютный отличник и непререкаемый авторитет во всех предметах. Вероятно, он положительно действовал и на меня: если седьмой класс я окончил на сплошные четверки, в том числе и по поведению, то десятилетку я окончил с серебрянной медалью, с одной лишь четверкой по немецкому (тут уж повлияли мои "особые " отношения с "Немкой"; немецкий я знал неплохо и тогда и в последующие годы, видимо. сказывалось во мне действие немецкого гена, доставшегося от далеких предков Бенкендорфов, о чем тогда. естественно, даже не упоминалось).

В начале 50-х годов жизнь в Калуге расцветала. Восстановили после войны многие здания, заработал городской парк, где зимой заливали под каток все аллеи, и молодежь города собиралась в нем кататься на коньках под музыку при ярком освещении прожекторов. Мы с Исей часто ходили туда, но вскоре он стал ходить туда без меня: у него появилась его первая любовь - огненнорыжая красавица Валентина, жившая в доме напротив его дома на улице Баумана. Ися сам признался мне в этом своем первом увлечении, яркую память о котором, как выяснилось из наших поздних бесед, он сохранил на всю жизнь.