Воспоминания

Друзья и современники



Приглашение в деканат

Когда вернулись в город, троих нарушителей спокойствия вызвали в деканат. Исай раздумывал: что бы это значило? Может быть, из-за песен Петра Лещенко, снятых с рентгеновских плёнок? Бывало, он отчаянно и задорно распевал "Чубчию", "Андрюша", "Моя Марфушечка". Рискованный репертуар...

Колесова не вызывали, но он пошёл из солидарности, вдруг придётся защищаться: снобы, они могут и напакостить. Но оказалось, что Шейнису, Резникову и Малиенко вручили, наконец, направления в общежитие на улице Малой Посадской. Да, это был полуподвал, но с какими большими окнами!

Комендант Зоя Ефимовна, женщина с добрым багровым лицом и хриплым голосом, дымя папиросой, распахнула дверь 19-й комнаты и скомандовала:

— Ну, тройка борзых, занимайте свободные койки. Живите и не дурите у меня.

Коек было 20. Другие достопримечательности — голландская печь в дальнем углу и мебель, какая осталась ещё со времён военного коммунизма. Но новосёлов это не смутило. Комната заполнялась жильцами-аборигенами. Шейнис быстро перезнакомился с историками, математиками, биологами. Друзья осваивали бытовые условия вплоть до новой четырёхэтажной бани, которую открыли напротив общежития. Ходили туда по субботам и шиковали в ванных кабинах. Из одной из них звучал знакомый голос:

"Не уходи, побудь со мною..."

Зоя Ефимовна страдала, видя, как бродят по общежитию странные незнакомые люди. Она пророчествовала: "Быть беде!".

Однажды вернулись гурьбой с танцевального вечера, а двери нараспашку, нараспашку и дверцы шкафов и тумбочек. Заволновались, но было поздно. Беглый осмотр показал, что воры поживились: унесли пальто, костюмы, обувь. Нетронутыми остались книги и конспекты.

Комендант вызвала милицию. Следователи дотошно выясняли, как такое могло случиться, составляли список украденного.

Расследование затянулось. Тогда Шейнис заявил, что берёт это дело в свои руки. Вскоре пострадавших вызвали в милицию и предложили осмотреть вещи, сброшенные в кучу.

— Забирайте ваше барахло, — сказали сыщики.

— Нет, это не наше, — гордо ответили потерпевшие.

— Ну, как хотите, — махнули рукой профессионалы.

— На этом следствие объявляется оконченным, — подвёл итоги Шейнис, когда они вернулись в свою обитель, продуваемую всеми ветрами. — Милиция рекомендует повысить бдительность. Потрясно!

При любой погоде — ветер, дождь, снег — выбегали из подворотни нараспашку и мчались через дорогу в институтскую столовую. Завтракали в буфете с витринами. Закусок было много, но филологи довольствовались постоянным набором: винегрет, студень или треска в томате.

После трёх пар спешили на обед. Парили супные запахи. Радовали два обстоятельства: во-первых, обслуживали официантки и, во-вторых, бесплатный хлеб на столах. Лёха Шиманский обходился хлебным даром с горчицей, запивал обед водой из-под крана и со смаком закуривал сигарету "Памир". Он был поразительно здоров и ночевал уже не только у сябров, но и у доверчивых девушек, с которыми жарил бульбу на ужин.

— Шиманский, — глубокомысленно резонировал Юра Колесов, — тебе место не на галёрке, а на галере.

Отобедав, шли в читальный зал и старательно вчитывались в заданную литературу, делая выписки. Шейнис, не листая книг, писал о своём. Подняв голову, он направлял взгляд далеко, сквозь стены читального зала, и видел игру звёзд в небе и на земле. К нему обращались, он долго не понимал, чего хотят от него сидящие рядом Резников или Макиенко. Они же намекали, что пора закругляться.

— Сейчас, сейчас, — поднимает указательный палец Исай, — слушайте, что сказал Берковский: "Никто не может претендовать на окончательное толкование великих произведений". А?! — Обдумаем эту мысль чуть позднее.

Будни студенческие. Тогда они шагали по Малой Посадской в сторону киностудии "Ленфильм", напротив которой был гастроном имени Братьев Васильевых. Обходя отделы, отоваривались, чем могли. Как обычно, брали по 50 г сливочного масла, 150 г ветчинно-рубленной колбасы, кефир и нарезной батон. Шейнис покупал диетическую молочную колбасу. Резников же предпочитал панировочные сухари.

Посреди 19-й садились за длинный стол под электрической лампочкой. Ужинали не спеша, торжественно, делясь впечатлениями дня и событиями на мировой арене. Всё съеденное запивали кипятком типа "белая ночь" с сахаром, но без заварки.

После этого осуществлялась вечерняя произвольная программа: кино, театры, танцы, свидания, хождения в гости к родственникам. Ближе к полуночи все возвращались к своему причалу и, переполненные пережитым, постоянно спорили. Исай был отчаянным спорщиком, он мог обсуждать любую тему. В то время сражались "физики и лирики", в центре внимания был Борис Пастернак и его Нобелевская премия.

Когда дискуссии утихали, садились играть в карты. По настроению баловались в "подкидного" или в "десятку". Повзрослев, расписывали "пульку". Шейнис отлично играл в преферанс. Выигрыш — копейки, но не в том дело.

По воскресеньям окружали единственную шахматную доску. Исай Шейнис зачастую оказывался в финале турнира. Побеждённый соперник укладывал короля ниц и качал головой:

— И здорово ты, Шейнис, разыгрываешь комбинации.

— Почти как Смыслов, — скромно отвечал победитель.

Исай после занятий читал городские газеты "Ленинградская правда" или "Смена". В результате он наталкивался на интересные сообщения и восклицал:

— Братцы, надо идти в Эрмитаж! Надо идти в Дом офицеров!

Это не обсуждалось. Оказалось, что в Зимнем дворце впервые открылась выставка картин Н.Рериха. Медленно двигались вдоль стен. А остановились надолго перед картиной "Вершина".

Выставка в Доме офицеров вообще поразила. Это были картины Дрезденской галереи, спасённые советскими солдатами в конце войны и отреставрированные в Ленинграде. Поднялись по ступеням в галерею и онемели: им навстречу с тихим шелестом одежд словно летела Сикстинская Мадонна.

Исай сильно расстроился, когда не удалось достать билеты на концерты Ива Монтана, приехавшего в город на Неве. Стоял у телевизора, впитывал:

Я так люблю в вечерний час
Кольцо Больших бульваров
Обойти хотя бы раз.

Тени в Петропавловской крепости. Получение стипендии повышало настроение. Но деньги таяли, как время. Финансовый голод сковывал умы. Нужно было соображать, как помочь себе. В результате ехали трамваем на товарную станцию и разгружали овощи вагон за вагоном. Потом устроились в кочегарку Военно-воздушной академии имени Жуковского и кочегарили по ночам. Бывшие военные шли в охрану. Наконец, познакомились с агентом киностудии "Ленфильм", которая присылала молодёжи приглашения участвовать в киносъёмках о революции и войне. Толпились в массовках за 3 рубля в день. Это было неплохим подспорьем.

Однажды повезло особенно крупно. На галерке к Исаю присоседилась симпатичная комсомолка Людмила Домбровская. Она услышала, что нужна хорошо оплачиваемая работа. Уже на другой день прошептала: "Ися, ты можешь поговорить с моим папой. Мальчики, вы нужны в Петропавловской крепости". Удивлялись не долго. Оказалось, что дороги и тротуары Петропавловки покрылись утоптанным заледеневшим снегом, что затрудняло проведение очередных выборов в Советы. Комендант показал фронт работ, от и до, вдоль Головкина бастиона. Вручил ломы, штыковые и совковые лопаты, Прозвучала команда: "Вперёд, ребята!".

Падал снег, пронизываемый фонарным светом. Притихли мрачные бастионы и казематы. И только на долгом заледенелом тротуаре кипела жизнь. Три неутомимые тени вонзали ломы в толстую наледь и счищали ледяную крошку с тротуара. Тени исходили паром. Часовые в шапках, тулупах, с трёхлинейными винтовками, прохаживаясь в эту ночь на площади перед Собором, с любопытством и сочувствием смотрели на муки вольнонаёмных. Как только часы на соборном шпиле проиграли шесть часов утра, тени двинулись прочь, обессилено покачиваясь и скользя.

Самое смешное, что на следующий день, в полдень, пригрело солнце и началась оттепель. Снег растаял. Но комендант всё же сполна отвалил им кучу денег,как договаривались. Строптивая Нева. Весной заговорили о том, что пора бы выйти в море или, по крайней мере, пройти на яхте по Неве. Мысль замечательная, но Колесов предупреждал горячих:

— Братцы-матросики, учтите: Нева — строптивая река. Берите лоцмана.

— Так пошли с нами, — призвал Шейнис коренного ленинградца...

— Увы, не могу: помогаю родителям по хозяйству.

На лодочной станции было безлюдно, тучи грозили дождём. Но сложившаяся команда не дрогнула. Подступили к кассе. Оказалось, нужен паспорт и деньги за один час катания. Похлопали по карманам. Искомое нашлось у Резникова. Лодочник объявил:

— Яхт сегодня нет. Берите лодку.

— Ничего, — беспечно проговорили пехотинцы. — Нам бы только подойти к стоянке "Авроры".

Оттолкнулись от причала. Шейнис взялся за вёсла. В тот же миг лодку ударило крутой волной, затем второй. Пассажиры вцепились пальцами в борта. Вспомнили предупреждение Колесова о строптивой Неве, но было поздно: невидимое течение тащило лодку к середине реки. Резников стал решительно меняться местами с Шейнисом. Плавсредство качнулось с борта на борт, весло вместе с уключиной соскочило со штыря и задорно понеслось прочь по быстрой воде.

На борту возникла суета. Между тем Шейнис кричал громче ветра: — Без паники! Только без паники!

Малиенко схватил оставшееся весло и стал грести к берегу с напряжением сил. Великая река сопротивлялась, явно желая поиграть со смельчаками. Лодочник волновался: "Да гребите же к берегу, чёрт вас возьми!". Резников пел басом против течения:

Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно...

Весло переходило из рук в руки и разум-таки победил: нос лодки ткнулся в доски причала. "Мой паспорт!" — спохватился кзыл-ординец. "Скажешь лодочнику, что у нас было одно весло!" - сквозь общий шум импровизировали остальные. В это время тяжёлая туча наткнулась на высотные радиомачты, молнии засверкали и громко проворчал гром. Туча испустила мощные струи дождя, и команда ударилась в бега вдоль набережной.

Они вымокли, истекали водой, но устремлялись к одной цели — под крышу общежития на Малой Посадской. Как верный друг, у подъезда дрожал от холода Юра Колесов, укрывшись зонтом. Студенчество комнаты объявило их сумасшедшими. Колесов всё же успел ответить:

— Снобы вы, снобы.

Через час покорители строптивой Невы были уже сухими, сидели попарно на кроватях и обсуждали происшествие. Да, выглядели они как мокрые курицы, но всё же три героя не дрогнули перед стихией на воде, а четвёртый — на суше. Они радовались, как дети. Что тут было особенного? Да ничего ровным счётом. Шейнис прочёл четыре строчки:

Там, где кончается сознанье
И начинаются миры,
Живут пока одни названия
Из древней сказочной игры.

Друзья насторожились: "Исай, ты это к чему?"

Но постепенно пришло понимание, что всё произошло не случайно. Стихия стала настоящим испытанием. Они выстояли, сплотились, действовали дружно и суматошно. Конечно, в такие ситуации попадали многие люди. Но в этом случае возникал общий вздох и многое другое. Они словно оказались привязанными к фок-мачте, чтобы никакой шторм их не разлучил. Они только догадывались, что они для чего-то предназначены. Вот тут они и вспомнили мультфильм Диснея о гномах, просмотренный в кинотеатре "Великан". И слово прозвучало:

— Да мы просто гномы!


 
   
 
Web-дизайн и разработка сайта Юлия Скульская
© 2024 Авторская песня Исая Шейниса